Новая страница 1

Солдат.

Игорь Черняев.

ПО «Поиск» Республика Мордовия.

На столе лежал череп, от его лакированной поверхности отражались лучи весеннего солнца и бродили по всей комнате. Обычно все вещи хранят частичку души своего создателя, но в этом предмете была душа солдата, погибшего за свою Родину. И она вспоминала.
Он родился в небольшом селе Тульской области, рос, как и все дети, помогал родителям. У него был брат и сестра. Рано привык к земле, полюбил её, особенно весной, когда шёл по свежевспаханному полю голыми ногами, чувствуя, как она просыпается. Прошло время, он женился, выбрав в жёны скромную и тихую девушку, но счастье было не долгое – прошёл год, и когда колосилась рожь, на полях началась война. Через месяц, шагая по пыльной дороге, пошёл он в райвоенкомат, пока ещё не солдат, но готовый встать на защиту своей Родины, неся в своём сидоре пару портянок, запас сухарей и в сердце любовь жены. Потом были длинные дни дороги, когда их везли на восток, месяц утомительной и трудной подготовки в лагере под Улан-Удэ, а потом, когда снег уже лёг на землю, обратно на запад, на встречу с врагом. И всё это время он писал письма и ждал ответ из дома. Когда они подъезжали к райцентру, откуда он был призван, солдат стоял около двери теплушки и смотрел. И он не ошибся. Она стояла в своём пальтишке на перроне и, прижимая к груди валенки, смотрела на приближающийся состав. Он до сих пор помнит, как выскочил из теплушки навстречу жене в одной гимнастёрке. Она, прижавшись к нему, плакала, а он гладил её по голове и успокаивал. И долго потом глядела в след, а он, держа валенки, уезжал всё дальше и дальше от неё. Потом их высадили где-то в Калужской области и приказали сосредоточиться в районе какой-то деревушки. Прибыв на место, им объявили, что завтра они пойдут в атаку на соседнюю деревню и выбьют врага. Кто-то стал чистить оружие, кто-то писать письмо домой, а солдат, попросив у командира роты, молоденького лейтенанта, карандаш, стал заполнять вкладыш смертного медальона. Закончив писать, поймал встревоженный взгляд сержанта, бывалого бойца, идущего почти от самой границы. Он тогда тебе сказал:
- Ты не боишься умереть?
Солдат ответил:
- Почему?
Он спросил:
- Есть поверье, что если заполнишь смертник, то вскоре тебя убьют.
Тогда солдат, подумав, ответил сержанту:
- Уж лучше родные будут знать, где я погиб, а не лежать без вести пропавшим.
Сержант в ответ покачал головой.
Утро было морозное. Лейтенант, приказав строиться, сказал: «Может, многие из нас не выйдут живыми из этого боя, но мы сражаемся за Родину на своей земле с ненавистным врагом». Солдат вместе с остальными вышел за околицу, и рота, рассыпавшись цепью, пошла в атаку. Снег был до колен, и, проваливаясь в него, пехота еле шла, а в километре от них чернели дома деревушки, где сидели немцы. Метров за 600 немцы отрыли огонь из миномётов, а через 200 – из пулемётов и пехота залегла. И тогда немцы сказали что-то обидное и ты, солдат, откуда взялись ещё силы, рванулся вперёд. В этот момент ты почувствовал, что что-то горячее ударило в грудь тебя, и ты, выронив винтовку, упал. Солдат так и не понял, что умер. Он видел, как захлебнулась атака и сержант, отступая, поднял его винтовку. И только в этот момент солдат всё понял…
Он не был комсомольцем и не был сильно верующим, он не увидел ангелов и бога, а просто лежал и всё видел. В последующие дни было несколько атак, и на поле легли бывалый солдат и молоденький лейтенант, с непонимающей улыбкой, как его могли убить и как могли убить многих других, ведь война ещё не закончилась. Потеряв почти всю роту, командование решило перейти к обороне. Через месяц немцы, боясь попасть в окружение, отошли. А солдат так и лежал – его заносило снегом, морозил мороз, но он ничего не чувствовал. Прошёл некоторый промежуток времени, через месяц или больше, на поле появилась женщина. Солдат подумал, что могло её пригнать зимой на поле, где кроме мертвых солдат ничего не было. Но вопрос скоро разрешился. Она, поглядев на него, остановилась и достала топор. В её взгляде была мука. И глядя слепо, она тихо прошептала: «Прости, солдатик» - и занесла топор.

Солдат вспомнил, что когда они стояли в деревне, слышал, что некоторые женщины снимают шинели и обувь с погибших солдат, чтобы спасти детей от голодной смерти. А если не получается с замёрзших снять обувь, отрубают у наших солдат ноги с валенками или сапогами, а дома, когда они оттаивали, снимали их и меняли потом на еду. Солдат не осудил женщину, он знал, что шла война, а детей надо было кормить, ему мёртвому валенки были не нужны, а кому-то они могли продлить жизнь. Он немного сожалел, ведь это были те валенки, которые ему принесла жена на станцию, и это была память о ней.
Пришла весна, и весенние дожди обмыли его, а потом весенняя травка проросла сквозь него, раздвигая сгнившее сукно, и зашумела над ним. Он пролежал так целое лето, с его жаркими днями, и осень, с её проливными дождями. Потом пришла зима и заботливо укрыла солдата снегом.
На следующую весну пришли на поле подростки 14-15 лет, парни и девушки, которым надо было сидеть за партами, влюбляться, веселиться, но в этих глазах была горечь утрат и огонь войны, и они сносили всё то, что осталось от солдат в ближайшие воронки, и засыпали их. К нему подошла девушка, больше он её никак не мог назвать, и вдруг, заплакав, опустилась и подняла то, что осталось от него руками, и понесла к воронке. И в этот момент солдат почувствовал какое-то незнакомое чувство – он узнал, что эта девушка была разведчицей в партизанском отряде, за что были расстреляны её родители, а от брата ещё осенью пришла похоронка, и теперь на весь мир она осталась одна и солдат заплакал, так, как плачут мужчины – скупо и зло, за то, что он погиб в первом бою и не смог убить ни одного врага, за эту девушку, за всех, кого искалечила эта война. Но никто не мог его услышать. Она бережно опустила его в воронку и засыпала. И вот, когда его засыпали, он почувствовал всех, кого сегодня хоронили на поле: бывалого сержанта, у которого трое детей и жена остались оккупированном Киеве, молоденького лейтенанта, который оставил мать в Москве и многих рядовых из Минска, Воронежа, Рязани и других городов. А потом увидел всех погибших, как будто земля, которую он любил, показала ему всех погибших, ощутив Родину от лесов и болот Карелии и до Кавказских гор. Солдат увидел отца, погибшего в болотах под Ленинградом, брата, лежавшего в небольшой балке под Сталинградом, сестру, погибшую со всем госпиталем, и многих других: рядовых, лейтенантов, капитанов. Увидел и того капитана, кому достались его валенки – он погиб где-то в Белоруссии. Он лежал в земле, а над ним, то летние дни, то зимняя пурга, и солдат ещё чего-то ждал. Закончилась война, а он всё ждал. Над ним то колосилась пшеница, которая своими корешками обнимала его, то проезжали тяжёлые комбайны, собирая зерно, он не видел, но чувствовал, когда над ним пробегали детишки, которые не знали войны, шли влюблённые, и от их любви становилось чуточку теплее солдату. Но ещё теплее становилось солдату от Вечного огня, зажегшегося во всех городах, ведь он напоминал всем обо всех неизвестных солдатах, погибших за Родину, а солдат тоже ведь был ещё неизвестным.
Прошло очень много времени, перестали засевать поля над солдатами и реже стали бегать дети, а солдат всё ещё чего-то ждал. И вот он почувствовал, что кто-то копает над ним. Лопата, скребанув по рёбрам, выкинула наверх землю, и обрушилась на рёбра, круша их и, ломая позвоночник. Солдат закричал. Закричал от боли, но не физической, а от безразличия. Лопатой, выковыряв череп, его выкинули на отвал. И тогда солдат увидел того, кто его копал. Это был парень, почти одного с ним возраста, лицо не выдавало в нём слабоумного, но от него веяло могильным безразличием. Подошёл ещё один парень, пнув «его» каску, и сказал: «И у тебя краснопузый». Получив подтверждение, выругался: «Ну, дед, пердун старый, сказал же я ему, покажи, где немцы лежат, а он, сука, нам обратно краснопузых указал. С них же навару нет! Ну, у тебя я вижу, хоть две «эргэдешки» есть». Парень, подняв с отвала одну из гранат, ковырнул её ножом и сказал: «Хоть тол не сгнил, побаловаться можно». Указав на череп, сказал: «У тебя первый, вот и возьми трофей, залакируешь и будешь девчонок шокировать, скажешь, эсэсовец, они на это западают».
И вот теперь череп солдата лежал, залакированный, на столе в квартире, а его косточки белеют где-то в поле у безвестной деревушки. На столе рядом с ним лежит «Майн кампф». Парень часто летом уезжает и приезжает бородатый с «трофеями»: значками, штык-ножами, касками. Вот и сейчас перед ним груда немецких железных крестов и советских медалей «За Отвагу».
И вот в один из весенних дней солдат почувствовал то, что испытал, когда его хоронила девушка. Солдат увидел деревню, на краю которой собрался народ, много красных гробов и священника, и вдруг с чёткостью, увидел свою жену у одного из гробов, постаревшую, но это была она, увидел чёрный эбонитовый медальон в её руках и человека в защитной форме, который что-то тихо ей рассказывал. Слёзы в её глазах сказали ему, что она ждала его. Он ждал её все эти годы и почувствовал такую лёгкость, что с каждым взмахом кадила священника поднимался всё выше и выше, и вместе с ним поднимались и бывалый сержант, и молоденький лейтенант, и много-много рядовых из тех, с кем он погиб когда-то на поле у безымянной деревушки. И у каждого в руках свеча – слабая искорка света и надежды в темноте нашего беспамятства. И невидимое беспамятство разлилось над гробами и усиливалось пламя свечей…

Эпилог.
Пожарные осторожно вошли в ещё дымящуюся и пахнущую гарью квартиру. На полу были лужи воды, с потолка ещё капало. Первый сказал:
- Да, полностью сгорела квартира.
- Ребята говорят, что в одной комнате ещё что-то уцелело.
Осторожно обходя то, что раньше было диваном, пожарные вошли в комнату.
- Ребята говорят, отсюда и началось возгорание.
В комнате остался только обгоревший стол, на котором лежал белый, залакированный череп. Если всё остальное было обгорелое, или покрыто копотью, то череп был неестественно белым, и стол вокруг него был не тронут огнём.
- Вот про это ребята и говорили, когда они зашли, почти вся комната была в огне, а вокруг черепа было сияние.
- Петрович, может, они у тебя угарным газом надышались?
- Да нет, они же в масках были.
- Ну, тогда всё ясно – преломление на стекле масок. А возгорание, скорее всего, оттого, что пострадавший заснул с сигаретой в постели. Хотя… Бог его знает. Всякое бывает…
Один из пожарных, присев, вытащил из груды пепла корешок какой-то книги. «Майн кампф» - прочитал он.
- Ладно, пошли, хватит дышать гарью, - сказал первый.
Второй, поднявшись, пошёл за первым. И когда они выходили из комнаты, второй спросил:
- Слушай, Михалыч, а кто написал «Майн кампф»?
- Гитлер, - ответил второй. – А погибший парень, видать, пошёл за своим кумиром.
- Почему?
- А тот тоже сгорел ясным пламенем.